…я, который прошлым летом сделал мой неутомимый папа.
Это заявление вызвало бурю активных протестов с моей стороны: мы знакомы с этой пожилой невысокой женщиной с ласковым голосом уже почти 6 лет, и ни малейшего повода соглашаться с этим нелепым заявлением у меня не было.
Протесты были благосклонно выслушаны, страдальческие складочки на лице разгладились, появилась мимолетная улыбка. Казалось, она не очень доверяет моим возражениям, но слушать их все-таки приятно.
- Значит, ты так не считаешь?
- Конечно, нет!- категорически заявила я. – А с чего это Вы пришли к такому выводу?
- Я всю зиму пролежала в кардиологии, – довольно неожиданно объяснила она причину.
Мои высоко поднятые брови и красноречивое молчание были правильно истолкованы, как желание получить более внятное пояснение.
- Девчонки-первоклашки из моего подъезда нашли котенка – поспешила она дать еще более неожиданное пояснение.
Мои брови взметнулись на максимальную высоту – кардиология никак не связывалась в моей голове с котенком. Соседка поняла, что придется говорить более подробно и начала горестный рассказ:
- Девчонки из нашего подъезда нашли во дворе котенка. Он маленький совсем. Мальчишки жгли его в костре, а потом бросили собакам. Собаки оказались человечнее – обнюхали страдальца и отошли, не обидев. У него обгорели задние лапки, живот и хвостик.
Соседка едва сдерживала слёзы, а я изо всех сил пыталась сделать невозмутимое лицо, чтобы не спровоцировать её рыдания. Лицо поддавалось с трудом – представить мучения малыша и остаться равнодушной было невозможно.
– Родители, конечно, запретили детям (благослови Бог их добрые сердечки!) приносить домой страдающее животное, поэтому пришлось устроить его на лестничной площадке. Ухаживали, как умели, иногда забывали – маленькие же, а я-то на пенсии – целый день дома – то молочка налью, то приберу за ним. К себе не взять. Дома у меня кошка-дикарка, с улицы: боевая закалка еще та, даже на малыша кидается. А у соседа – три кошки, куда ему еще этого несчастного? Мать и так над ним смеется, говорит: «Девки как узнают, что Василий трех кошек держит, так и бросают его, вот до сих пор и не женился.» Но коробочку болезному обустроил заботливо: со входом снизу, чтобы избежать лишних движений. И, ты знаешь, ведь он молчал! Такую боль терпел без писка даже. Весь день сам с собой играл в коробочке, никого не тревожил, выходил только в туалет на газетку, да если чужие кошки приходили – защитить территорию. Но никто на него не нападал, конечно, просто – знакомились. Стал оживляться. И вдруг в одно утро нахожу записку над его коробочкой: «Если не уберете животное – выпишу штраф!» От уборщицы, значит. У меня сердце зашлось, плакала весь день. Ведь на площадке чисто, за этим я сама слежу, никто из соседей не возражает: понимают, что нужно время, чтобы он на ноги встал, раны залечил. Пытались найти ему хозяев, но – кому нужно живое свидетельство человеческой жестокости – пока не удалось. Напилась я сердечных капель и написала к вечеру ответную записку: «Милая женщина! Дайте мне, пожалуйста, еще две недели, чтобы я мог найти себе хозяйку, которой смогу подарить и благополучие, и душевный покой, и здоровье. И Вам за доброту тоже будет удача в жизни.»
Я потрясенно молчала. Какая же душа у этой невзрачной с виду, негромкой женщины! Какой силы сострадание живет в ней, если она взяла на себя переписку от имени несчастного, безответного котенка. Конечно, это прямой путь в кардиологию – так обостренно воспринимать сердцем чужую беду. Мне почему-то стало стыдно, хотя мой кот – могучий восьмикилограммовый красавец, полноправный и любимый член семьи – сидел рядом на колоде для колки дров. Собственно, с восторгов по поводу его цветущего вида и началась наша беседа. Вспомнилось мне прошлое лето, когда она водила на операцию в ветлечебницу бездомную собаку с опухолью – и не дала резать по-живому, когда врачи не согласились сделать обезболивание. А я ведь даже не удосужилась спросить о дальнейшей судьбе этой её подопечной...
- ...Но есть Бог на свете! – перебила она мои самокритичные размышления. – Еду на дачу в автобусе, села рядом со знакомой и не могу удержаться – рассказываю ей об этой своей беде и плачу, а напротив сидит незнакомая женщина. И вдруг она говорит: «А вы знаете, нам на дачу нужен кот – мышей развелось видимо-невидимо.» У меня и слёзы высохли, но говорю ей, что он еще маленький, что весь в ожогах, а она: «Ничего, выходим.» Я опять заплакала – теперь от радости – неужели удастся пристроить малыша в добрые руки? Хотела сама ей отнести: познакомились, оказалось, она и живет недалеко. Но ей нужно было поднимать из ямы картошку, и мы договорились, что в семь часов вечера они с мужем подъедут к нашему дому. Я вернулась домой пораньше и стала ждать. Семь часов – не приехали, восемь – никого нет, девять – тишина. Я пью сердечные капли и плачу, соседка пришла – давай меня ругать и убеждать, что женщина явно передумала, но это не конец света, и нечего себя в могилу загонять раньше времени из-за этого шелудивого котенка... И вдруг в половине десятого – звонок в дверь. Открываю – она, спасительница. Так я ей на грудь бросилась и обняла, и благодарю-благодарю, а она извиняется – картошку сильно попортили мыши, пришлось перебирать, вот и задержались дольше запланированного. Взяла она в руки нашего маленького страдальца, а он к ней припал всем тельцем, хвостик голый трепещет, и вдруг песенку запел – замурлыкал. Тут уж мы с ней вместе расплакались. Я ей говорю: «Бог Вас благословит за доброе сердце, а этот малыш принесет вам в дом и радость, и здоровье, и благополучие.» Так я их и проводила обоих. Вот, на Радуницу это и случилось, услышал Бог мои молитвы.
Я смотрела на нее и молчала, едва сдерживая слезы и не зная, что тут еще можно сказать. Она вдруг обеспокоенно переспросила меня:
- Так ты не считаешь меня дурочкой?
- Золотой Вы человек, спаси Вас Бог! Мне до этого расти и расти – хотела бы я быть хоть немного похожей на Вас. Не знаю, получится ли, но буду учиться...
Надвинувшаяся туча начала проливаться первым весенним дождём, и мы с соседкой разбежались по своим крохотным домишкам, чтобы позже вернуться к делам огородным. Ведь майская погода переменчива, как сама жизнь – хоть и польет дождиком, но обязательно и солнышком порадует.


Рочев Олег Русланович

По специальности – фотограф. Печатается с 1998г. Пишет стихи и прозу. В 2005 году издал сборник стихов «Мой костер». Посещает поэтический клуб «У камелька» с его создания.

Пятый член семьи
Ночь эта выдалась тяжеленной. Набегавшись за день, я пытался хоть немного отдохнуть в перерывах между сеансами связи, но урывочный сон облегчения не принёс, напротив – погрузил меня в полуобморочное состояние, знакомое многим “ночникам”, когда спасает только “автопилот”. Ах да, должен сказать – я работал тогда радистом на авиаметстанции, и каждая четвёртая ночь у меня была бессонной. Так вот, после смены, с трудом отбиваясь от действительности, я добрался до дома, мечтая только об одном – нырнуть в омут сна, желательно поглубже и надолго. Мечта моя частично исполнилась, но перед этим пришлось отстаивать своё место на супружеском ложе. Хорошо ещё, что соперник оказался достойным больше жалости, чем ревности.
На моём законном месте, справа от супруги, чахоточно дыша и поскуливая во сне, лежал светло-коричневый, “абрикосовый”, щенок. По виду – бульдог, по сути – английский коккер. Бедняга был простужен, и морда его опухла, как у боксёра-тяжеловеса после хорошего боя. Отвоевать место сил ещё хватило, но выяснять – что это за “чудо” и откуда, возможностей уже не было. Тем более, что по своему опыту я знал, что жена моя по уступчивости уступает разве что бульдозеру, так что мне оставалось только смириться. Стремительно проваливаясь в сон, я что-то буркнул, но что – и сам вряд ли понимал. Потом она мне сказала, что я “дал добро”, но я не уверен… ну, почти не уверен. Часа через два “чудо” начало ныть, и меня, естественно, разбудили. Суббота только ещё начиналась, и нормальные люди досматривали последние сны, а я так и не доспал до первых.
Ну, что поделать – перебитый сон редко возвращается тут же, и я, с больной головой, покачиваясь, поплёлся умываться, завтракать, ну словом, возвращаться в себя. Уж не помню, что там было на завтрак, но после него я присоединился к остальному семейству, облепившему “бедного щеночка”.
Ну вот, с недосыпу забыл представить вам своё семейство. Знакомьтесь: моя жена, настолько своенравная и упорная, что другому не пожелаешь (фиг вам, сам съем, потому как я и сам не подарок, пусть она тоже помучается); наш сын, третьеклассник, умудрившийся выцедить из нас всё упорство, упрямство и своенравность, и откуда-то подцепивший ещё скрытность, у нас почти не развитую; служба “крысымышиесть?” в образе кошки и я, ваш покорный рассказчик.
Меня тут же просветили, что знакомые отдали его – “в надёжные руки”, то есть нам (ну конечно, кто же больного купит?). У этого воплощения страдания и беспомощности оказалось совсем неподходящее имя – Тамерлан(!), что мне очень не понравилось, и следующие три дня были посвящены поиску более подходящего имени. Почему-то вспомнилось как дают имена лошадям – берут части от имён отца и матери и получается что-то среднее. Маму звали Маша, папу – Арчибальд, так и получился Мар.
Надо сказать, что первую неделю Мар получал самый первоклассный (по нашим скромным возможностям) медицинский уход, и вскоре между хроническими страданиями и жалобами в его поведении наметился интерес ко всему окружающему. Первым делом он научился отправлять естественные надобности на газетку, чем подтвердил свою принадлежность к джентльменскому сословию. Потом мы стали разбавлять его “маннокашное” меню кусочками мясца и супчиками. И вообще, он превратился в самое очаровательное существо, какими бывают все дети, когда приходит пора учиться самостоятельно передвигаться.
Да, что немаловажно – жили мы в частном доме, животной хозяйкой дома была кошка и удивительно, что она приняла щенка без колебаний, спокойно и благожелательно, я бы даже сказал мудро, почти по-матерински.
Ну вот, вроде ничего не забыл рассказать вам о появлении пятого члена нашего семейства.

Первые проблемы роста
Мар попал к нам месячным щенком, больным, и от этого совершенно не любопытным. Но через две недели, когда с болезнью было, в основном, покончено, он превратился в сверхлюбопытного, сверхобаятельного, сверхнастырного, улыбчивого пупсика, которому до всего есть дело и к своему первому побочному прозвищу “Марочка-лапушка” получил новое: “Марфуня” или “Марфуша”. Всё время приходилось следить: куда полез этот “пучок шильев” в известном месте и кричать “Мар, фу!”, что самым естественным образом превратилось в Марфушу и прилипло к нему намертво.
Нам пришлось поставить заслоны в таких “щенкоопасных пространствах” как “подтахтное”, запечное и некоторых других, доступных для пролезания только ему.
Заметив, что он с удовольствием хрумкает остывшие угольки из печки, мы стали оставлять их специально, а вот всем “высокотехнологичным” глюконатам и мелу он предпочитал побелку с печки. Чуть позже Мар стал проявлять слишком пристальный интерес, переходящий в полизы и погрызы, к нашим домашним обуткам. Причём он быстро понял, что грызть тапки нельзя, что после этого обязательно будет “получка” по… ну, в общем понятно, по какому месту, но поделать с собой ничего не мог.
Освоив неуклюжий “козлиный” скок, заканчивающийся чаще всего кувырком “через ухо”, он стал, притявкивая, охотиться на кошку и она, не желая противостоять ему, предпочитала теперь больше “внекомнатное” пространство. Но самое невозможное было, когда он загрызал зубчик-два чеснока и лез “целоваться” – ругать его не за что, а ему надо было обязательно поделиться своей “пахучестью”. Распробовал он и картонные коробки. Уж не знаю, что его растущему организму надо было от гофрокартона, но все доступные коробки он распускал на “папиросные бумажки”.
Словом, жизнь наша наполнилась чем-то невообразимым, но очень смешным и симпатичным. Три месяца пролетели быстро, превращаясь в памяти в сплошной восторг от общения с очаровательной собачкой. Радости и новых удивительных наблюдений добавил первый снег. Чего только не вытворяли сын с Маром! Самое главное их развлечение было доставать кошку. Она совершенно по-матерински беспокоилась за Мара, который уже сравнялся с ней размерами, и ходила за ним, жалобно мяукая. А два балбеса гоняли её, валяли в снегу, пока она не забиралась на столб.
Просеменил ещё месяц. Мар рос стремительно, едва успевая привыкать к своему, быстро изменявшемуся телу, но наступать на уши уже перестал. Пришла пора смены зубов, а с ней время превращаться из щенка в подростка. В это время кобелёк начинает настойчиво продираться вверх по семейной иерархии. В потенциале любой кобель – вожак стаи и хочет он того или нет, должен претендовать на первенство. В это время щенок начинает огрызаться на всех, даже кусаться. Правда я ему ни разу не подставился, а когда в его глазах появлялся оранжевый огонь, быстро тушил его увесистым шлепком по куцехвостому заду. А вот жене не повезло. Мар использовал любую возможность возвыситься над ней, “поставить на место”. Дважды жестоко искусал её, пока я не посоветовал сунуть этому кусаке в пасть всю руку: “на, подавись!”. Редкий случай, но она послушала меня и запихнула руку Мару в пасть, когда он очередной раз окрысился на неё. Глаза его вылезли на лоб, челюсти разжались и он, аккуратно вытолкнув языком “мамины” пальцы, лизнул их и уткнулся лбом ей в колени. Потом он ещё кусал её, но только от боли при расчёсывании и лечении.
Вот так Мар нашёл своё место в нашей “стае”: я для него стал вожаком, “непререкаемым авторитетом”, моя жена – мамой, а наш сын – братиком, но беспрекословно Мар подчинялся только мне.


Маргарита Прилуцкая

По специальности – врач. Печатается с 1999г. В 2005 году издала поэтический сборник «Сполохи жизни», является одним из редакторов литературных альманахов «У камелька».

* * *
Я с Севером повенчана навеки
Закатами в туманном кумаче,
Его непостижимой ночью летней
И танцами весенних косачей.

Мне на земле студеной и суровой
Вкус беломорской соли не горчит,
Радушны реки, тучи светлобровы,
И мягок хлеб, и сладки калачи.

Был русский Север берегом крамольным,
В седых веках характер свой граня.
Он жил и выжил, в кандалах неволи
Свет вольнодумства истово храня.

Я получила в дар дух непокорства,
Но нетерпимость для меня чужда.
Я чту и луч языческого Солнца,
И святость православного креста.

Я с Севером повенчана навеки
Сияньем Кия, Сии, Соловков.
В краю далеком заревом мне светит
Русь Беломорская – земля отцов.

* * *
Где дом родной?
Куда запропастился?
Река и молчалива, и строга.
На проводах сидят, как раньше, птицы
Мелодией родного очага.

Трава на месте дома. Лишь береза
Стоит одна на краешке двора.
Через листву чернеют птичьи гнезда,
И белая потрескалась кора.

Зачем я здесь?
Здесь обитают тени.
От прежнего –
ритмичный плеск волны.
Все остальное изменило время,
Мне лишь воспоминания видны.

И до последних дней моих, конечно,
Со мною будет милый старый дом,
С геранью окна, а зимою снежной –
Катанье с гор на склоне ледяном.

Тепло родной печи. Я днем холодным
К ней прижималась, радости полна.
И весело смеялась.
Но сегодня,
Сегодня здесь со мною тишина...

А где-то рядом под лучами мая
В окошке с занавеской кружевной
Цветет герань,
и девочка – другая -
Рисует классики на мостовой.

* * *
Что тянет нас в далекие края?
Такая же там матушка - Земля.
Там те же небо, солнце и вода,
И так же в ночь уходят поезда.

Там зависть точно та же, что и здесь,
И горечь нетерпимости, и лесть,
И осужденья гадкий шепоток,
И тот же свежий воздуха глоток.

Но зной ли жжет или метут снега,
Кому-то там – родные берега.

И у меня такое есть окно,
Где мой огонь горит давным – давно,
А на лугу растут мои цветы –
Их пышноцвет мне летом даришь ты.

Там тишь могил под сенью тополей.
И это – берег родины моей.

Русский пейзаж
Облаком, как тонкой кисеею,
Скрыта однобокая луна.
Разлилась над спящею рекою
Гулкая ночная тишина.

Слышны: сонной рыбы всплеск
ленивый
Из глубокой темной синевы,
Брошенной собаки вой тоскливый
И почти бесшумный лет совы.

Огоньки деревни недалекой
Манят, обещая теплый кров.
Кони бродят у речной протоки,
Да горит костер у пастухов.

И укором тяжким, непрощенным
Ложью ослепленному врагу –
Тень скелета церкви разоренной
На крутом высоком берегу.

* * *
Судьба, спасибо! И спасибо, жизнь!
Что указали путь к цветам и небу,
Что подмешали в явь легенды небыль,
Что розов воздух, и спокойна высь.

Что день звенит от зова певчих птиц,
И властна тишина над вечерами,
Что встрепан луг свободными ветрами,
А у полей овсяных нет границ.

Спасибо за душевный непокой,
За радость встреч, негромкость расставаний,
За короткость бессмысленных страданий,
За покаянье искренней слезой,

За то, что подарили щедро мне
Объемною немерянною мерой
Надежды, обретенья и потери,
И счастье безоглядное в огне.

Спасибо за прощальный лунный блеск,
Что исчезает призрачно за тучей,
За шорох леса в темени дремучей,
За неоткрытость тайны милых мест,

За этот час, расслабленный и поздний,
Когда ночная птица не кричит,
И лес молчит, но не смолкают звезды
И льют на землю синие лучи.

* * *
В роще – деревца голы и босы.
Побледнела и съежилась высь.
Не предай меня, спутница-осень,
Обнаженной души не коснись.

Не гони побуревшею стежкой,
Обжигая ветрами лицо.
По земле ледяную порошу
Не мети, завивая в кольцо.

Объясни, как пройти мне по краю,
Дай тропинку спасения свить.
И не надо, как мачеха злая,
За нечаянный промах бранить.

Осень, осень! Цветная обнова!
За огрехи мои не виня,
Неужели не станешь ты снова
Вдохновенья ключом для меня?

* * *
Я в Зазеркальи не живу,
Ну, разве малость.
Не сетую на ту судьбу,
Что мне досталась.

Вдали потухли маяки,
Стих свежий ветер.
Протяжные гудки реки
Пропали где-то.

Сгорает облачный венок
В закате рыжем.
Смотрю на мир через окно
Страницы книжной.

В наушниках моих звучат
Шопен и Глинка,
Анданте нежные сонат
И вальс старинный.

Я полюбила тишину
Душой осенней,
Негромкий чай среди подруг
По воскресеньям.

Бессонница – мой друг и враг,
Стиха страница.
Вот и сегодня – пять утра,
А мне не спится.


* * *
Лисицей протоптала тропку Осень
И ржавчиной на поле улеглась.
Кипрей в логу расплел седые космы,
Уставившись в пруда свинцовый глаз.

Невыносима мысль, что скоро холод.
Срываясь, листья на ветру звенят.
И месяца сиреневый осколок
С усмешкой льдистой смотрит на меня.

Где, где вы, обезумевшие трели?
Не замолкай, земная птица, пой!
А вы, любви высокие качели,
Зачем застыли в точке нулевой?

Дождь обложной,
сдержи дождинки-слезы,
Не торопи, лихое время, нас!
Ты полыхай прощальным светом, Осень,
Но задержись еще на день, на час!...

Пустое. Не исполнятся желанья.
Разлука запрягает лошадей.
Но ты пока еще – мое дыханье
И слезы, растворенные в дожде.

* * *
Любовь моя, ты заблудилась где?
Весенних грез и летних откровений
Прошла пора, и осени сомненья
Тревожат в надоедливом дожде.

Ослеплена нарядным листопадом
И ранним чистым снегом смущена,
Те ли глаза ты вопрошаешь взглядом?
Не от прозренья ль своего грустна?

Ты слышишь: вихрем тропы заметая,
Кружит нетерпеливая метель,
И снова бьет весенняя капель,
И лето половодьем наступает.
И лишь тебя ничто не возвращает.

Любовь моя, ты заблудилась где?

* * *
«Как странно, как дико –
Цвела повилика,
И плавали пчелы над нею в саду,
И солнце пылало, как счастья улика.
А я не заметила светлого лика
И только сейчас причаститься иду…»
«Ахматовой» Людмила Чебыкина

Талантливо, чисто, свежо. Родниково –
Твое горделивое легкое слово.
Так звонко и больно. Сильно, благородно,
Блестяще и нежно, светло и свободно.
Изящно – фарфорово, хрупко - стеклянно!
Быть может, со мной согласилась бы Анна?

* * *
А над городом – радуга, радуга
Опоясала туч переплет!
Разноцветным чудесным корабликом
Отраженье по речке плывет.

Снова тучка на город нацелилась
И просыпалась светлым дождем.
В новой радуге вспыхнуло деревце,
Рассмеялся – закашлялся гром.

Ходят летние грозы над севером,
За одною – другая спешит.
А под радостным радужным веером
Лужи светятся, как витражи.


Виктор Бурдин

По специальности – педагог. Печатается с 2001г. Пишет стихи и прозу. Публиковался в местных изданиях.

* * *
Прозрачны небеса, лишь редкими мазками
Отметил ветер высь, чтоб было с чем сравнить,
Опять пришла пора сомнений и исканий,
Стучится осень к нам – пора ее впустить.

Седьмого сентября - хорошая погода,
Нам небо дарит синь в оправе тополей,
Последний выходной перед рутиной года.
И первый пробный вальс шуршащих желтых дней ….


* * *
Жизнь повисла паутинкой между сосен,
Ветер дунет – и сорвется паутинка,
Гонит листья по тропинке Злая осень,
Ты куда бежишь, осенняя тропинка?

Жизнь – листок в последнем вальсе закружился,
Ветер стихнет – и листок не шелохнется,
В том лесу октябрь дождливый заблудился,
Не вернется….

* * *
Налей мне судьбы похмельнее, обманщик,
В тяжелую братину – жизнь,
Быть может, еще не совсем я пропащий,
Отпей и живи – не тужи.

Быть может, тогда я пойду куролесить,
Найду, что давно потерял,
Мне снова подарит случайный кудесник
Дороги заоблачных стран.

Звезду зачерпну – навсегда протрезвею,
Всердцах зарекусь от ума.
Не выдам себя стоголовому зверю,
Что воет в предсмертный туман.

Потом от того, что в лицо мне не скажут,
Прикроюсь заплечным крестом,
До дна осушу эту горькую чашу
И брошу под праздничный стол.


Наталья Зонова

По специальности – мастер-овощевод. Печатается с 2004 года в местных литературных изданиях.

* * *
Одна долгая зима сроком в год
Обняла своими ледяными крыльями - согревала.
Все, что ощущала - паденье, полет -
Казалось, чего-то большого начало.
Жизнь не замерла, она сочилась по капле,
Утоляя жажду многих лет.
Глядь - снова декабрь колесницу катит,
Ступая ровно след в след.
14.12.07г.

* * *
Послушную руку мою
Накрывает твоя невидимая и ведет.
Ты отождествляешь уют
Сосредоточием букв, слогов, нот.
Но холодом по ногам -
От приоткрывшейся двери сквозняк,
То уличный шорох и гам
Обрывает союза знак.
Вошедшему не бывать
Роднее тебя. Прости
Закрывшуюся тетрадь
И незавершенный стих.
04.12.07г.

Кухонное
Вещей неслаженность повсюду,
Разброд на полочках души,
Талант ушел в мытье посуды,
Развоплотившись, не спешит
Наполнить вечер вдохновеньем.
Уснули все - и тишина…
Как будто в баночке с вареньем,
Я за стеклом внутри окна.
Тепло. Всё на местах. Довольна.
Полуночь не спускает глаз.
Сейчас я стану птицей вольной
Во снах, слетающих на нас.
07.11.07г.

Первые стихи.
Они словно серое платье из шерсти:
Еще согревает, но в нем неудобно.
И стыдно за ворот, и кажется севшим,
А раньше сидело на мне бесподобно
И было, казалось, таким современным.
Но это - лежит, а другое - не сшито.
И тянутся руки, чтоб снова примерить,
Но нет, подберу лучше к новому ниток.

* * *
Воздух, насквозь одурев от душистой черемухи,
Мечется, ветром подхваченный, лету назло,
И залетает в усталые души без промаха,
И будоражит сознание. Как повезло
Вновь ощущать упоенье. А мы - ненасытные,
В месяцах зимних ослабшие до «не могу»,
Пробуем шить сарафаны, еще не нашитые,
Чтоб искупаться в тепле, как всегда на бегу.

* * *
Жаль времени на сон и, коротая ночь
За кипой фотографий, что в альбомах,
Я возвращаюсь в жизнь, где маленькая дочь
И крошечный сынок, глядящий из пеленок.
Где радостные мы, познавшие любовь,
И счастье бьет ключом, и теплится надежда.
Не торопясь уснуть, листаю вновь и вновь
Воспоминаний ворохи о прежнем.
Не слышен ход часов, но утра близок миг.
Вернувшись из далекого похода,
Я тихо обойду, целуя спящих их,
Взрослеющих, сошедших в мир из фото.

* * *
Вечер выключил день неумелой рукой.
Отголоски остались, входящие в полночь.
Это темное время сулило покой,
Но умчалось кому-то другому на помощь.
Многозвучье стихов, перечитанных мной,
На покой не идет, откликается разом.
Жаль рубильника нет, не придуман такой,
До утра б отключить переполненный разум.

Е.С.
Однажды - это была зима -
Я ощутила, как мир открылся,
Словно большая книга. Земля -
И я, маленькой точкой над звездной крышей.
Это не было сном, ты мне веришь?
Впрочем, верю ли я сама…
Так бывает, когда выходишь
за постоянство двери…
…или ума.

Евгений Суворов

По специальности - геолог. Печатается с 1991г. В 2004 г. издал поэтический сборник «Листопады души». Посещает поэтический клуб «У камелька» с его создания.

* * *
Заалел восток зарею.
Счастья выше нет,
чем над Вычегдой-рекою
встретить мне рассвет,

вместе с птицами проснуться
рано поутру,
первым солнцу улыбнуться:
«Здравствуй, милый друг».

Искупаться в теплой речке
и поставить чай,
крикнуть громко: «Мир сердечный,
солнышко встречай!»

* * *
Застелило все дорожки
до моей избушки.
Приуныли на деревьях
бедные пичужки.

Намело сугробы за ночь,
холодно и зябко,
не поет веселых песен
даже красный зяблик.

На ветру звенит, качаясь,
тонкая рябина…
Пропадаю без тебя я,
баушка Арина.

Как тебе одной в деревне
можется-живется?
Без тебя, мой друг сердешный,
песен не поется.

* * *
Плачется, плачется белая вьюга,
жалобно песни поет…
Мы потеряли с тобою друг друга,
горькое счастье мое.

Горькое счастье, слепая потеря,
Суетность в трудной судьбе…
Больше не смог никому бы доверить
Доченьку -
только тебе.

Тихо мерцают заздравные свечи…
Дай Бог вам счастья и сил
жить в этом мире шальном и беспечном,
и чтоб Господь вас хранил!

* * *
- Прошу, не покидай меня, любимый!
- И я прошу: прости меня, прости!
Пути Господни неисповедимы,
и нам с тобой, мой друг, не по пути.

Ты рождена для сладких наслаждений,
чтоб на руках тебя всю жизнь носить,
а я рожден для Божьих откровений,
и это нам никак не совместить.

* * *
Снится, снится тихий пруд,
скачущие кони…
Дали родины зовут -
всё как на ладони:

дом, деревня и овин,
пруд у нашей бани,
сколько весен и годин
разлучен я с вами.

Но приехал - ни пруда,
ни деревни нету…
В голом поле лебеда
тянет листья к свету.

КОРОМЫСЛО
Я шагаю бодро,
скачут мои мысли,
пляшут в дужках ведра,
гнется коромысло.

Позвала вдовица,
только ей не внемлю,
плещется водица
через край на землю.

Что мне до вдовицы,
хоть и ходит павой,
если у светлицы
ждет меня любава.

НА КОЙТОВСКИХ ОЗЕРАХ
Хорошо в грибную пору
у костра в ночи
слушать птичьи разговоры,
звонкие ключи.

Костерок трещит, и пламя
лижет темноту.
Хорошо грести руками
ночью на плоту.

Звезд блестящие алмазы
в озере горят,
зачерпну в ладошку сразу
звезды и закат.

Изопью зари вечерней,
и прибавит сил
чуть прохладный и безмерный
звездный эликсир.

От луны дорожка к лесу
по воде бежит,
и сама луна принцессой
в озере дрожит.

Я с луною, как с невестой
рядом постою…
Хорошо стоять нам вместе -
будто бы в раю.

* * *
Хорошо! Солнце уж не печет,
только бережно, тихо ласкает.
Пролетел в небесах самолет,
пух осиновый всюду летает.

Птицы что-то щебечут, поют,
рады солнцу и ясной погоде,
мыши в травах меж норок снуют,
жеребенок на привязи бродит.

Отшумела в деревне страда,
отзвенело веселое лето,
в чистом поле пасутся стада,
да стрекочут кузнечики где-то.

* * *
Крутит вихри снежная пороша,
засыпает одинокий след.
Защити, помилуй меня, Боже,
от напастей всяческих и бед.

Сохрани в покое дух привольный,
чтоб Тебя я пламенно любил,
чтоб в грехах не падал слишком больно
и заветы Божии хранил.

Лишь с Тобой готов быть одиноким:
все стерпеть и все перестрадать,
и пойти на плаху прежде срока,
за Христа и жизнь свою отдать.


Екатерина Филипченко

По специальности – педагог. Пишет стихи и прозу. Печатается с 2004 года в местных литературных изданиях.

Время
Время сгущается,
Время быстреет
Л.Татьяничева

Время мое
половинчато – разное:
Строгое, светлое,
крайне – опасное.

Долгие нити связуют столетия,
В этом –
свои появились отметины.

Ум человеческий силой единою
Вяжет, ваяет всю Net - паутину.

Мир растревожен,
Пылает огнем.
Гнезда земные
Галдят вороньем.

Я это чувствую
сердцем и кожей
И умоляю:
«Помилуй нас, Боже!»

Песней духовной, посылом сердечным
Тело Земелюшки, может быть, лечит.

Гордая, нежная, скорбно – ленивая
Душенька русская клонится ивою
К песне – молитве за Русь православную,
В ней – покаяние – самое главное.

* * *
Вырвавшись из города шального,
К монастырским стенам припаду.
Сумрак опустившийся лиловый
Ночь принес, покой и теплоту.
Таинство вселенское открыто
На душе и в мире – тишина!
И слезами нежности размыта
Северных черемух седина.

В аэропорту
Неба бело–синяя рапсодия –
Этот голубь -лайнер, как мелодия.

Я же приземлилась -
Возмутительно!
Мне бы взмах крыла,
Один,
Решительный!
Против ветра. Ввысь.
Зависнуть соколом.
Все мечты бы в цель свои –
Не около.

Пальцы в кулаки
Сжимаю истово.
И крылатыми любуюсь
издали.

Федор Феофилактов

Родился в Сыктывкаре. Печатается в местных изданиях.

* * *
Бурлит река,
Усталости не зная.
Сочится свет из мокрой пустоты.
И, землю с тучами сшивая,
Стекает дождь
На галечник косы.

Живой обман.
Движения не новы,
К свободе не стремится ток воды.
Седой туман,
Ножом срезая горы,
Не нарушает
Вечной красоты.

* * *
Распалили костер –
Оставили.
А смотреть нет ни сил,
Ни времени,
Как сгорит
В раскаленном пламени
Здоровенный кусок
Сомнения.

Искры вверх
Разбегаются красные.
Им так мало мгновений отмеряно,
Чтобы вырваться
За круг Сансары,
Оторвавшись
От мира
Бренного…


НАШИ ГОСТИ

Андрей Попов
Член Союза писателей России,
Лауреат еженедельника «Литературная Россия» за 2000 год.

* * *
И черен хлеб мой, да не пресен.
Неприбыльное ремесло –
А все-таки от темных песен
Кому-то станет и светло.

И во дворце или в лачуге,
На севере или на юге
Мудрец иль юный баламут
И обо мне, как лучшем друге,
Помыслит несколько минут.

Его в сюжете стихотворном
Заденет странная строка,
Туманной грустью, хлебом черным
Душе покажется близка.

Жаль, что слова перебирая
И поправляя темный слог,
Об этом даже не узнаю
И так же буду одинок.

* * *
Вновь наступит весна, возвращая надежды приметам.
Но студентка – красивая!– в библиотеку войдет,
Книгу выберет «Сборник совсем неизвестных поэтов»
(Никому неизвестных в тот очень двухтысячный год),

Терпеливо и бережно перелистает страницы –
Многолетних раздумий и опытов краткий итог.
По счастливой случайности в сборнике том сохранится
Мое лучшее стихотворение – несколько строк.

И она их прочтет – не поймет невеселый мой юмор,
Но она улыбнется – на улице будет весна.
И подумает: «Бедный, когда, интересно, он умер?
И какая была у него, интересно, жена?»


Раиса Куклина
Литературовед, научный сотрудник Института языка, литературы и истории
КНЦ УрО РАН
* * *
Гымöбтíс öдзöс
гожся гым шыöн –
саймовтíс тэнö…

Мыйöн нö мыжми?
Мыйла тэ сэтшöма
повзьöдíн менö?

Вöтчывны эськö…
Кутчысьны соскад…
Сувтöдны колí!

Öдзöс эг восьты.
Öд прöщасö корны
ме дíнö сэсся,
гашкö, он волы.

* * *
Косьмöм юкмöсö уси лолöй.
Бöрдö, пессьö да-й кулöмысь полö.
Тэнö виччысьö, чуксалö, корö…
Сöмын весьшöрö. Олöмыс орö.

Ловлысь йöрмöмсö шондíыс аддзис,
Пемыд юкмöсас пыралíс ачыс.
Буссö пöльыштíс. Лолöс шонтíс.
Сíйö бордсялíс… Кыпöдчис… Ловзис.

Екатерина Филипченко
Переводы с коми стихов Р.И.Куклиной

Задохнулась от боли:
« За что?»
Захлебнулся в груди крик:
«Постой!»
Громыхнувшая дверь за тобой
Разогнала домашний покой.
Не зову, не бегу – уходи!
Что-то будет еще впереди.
После бури, утихшей почти,
Долгожданное слышу:
«Прости!»

* * *
В высохшем старом колодце
Болью гонима и страхом
Прячется, плачет и бьется
В муках любви, как на плахе,
Песня-душа. В западню к ней
Солнечный луч опустился,
Стало в колодце уютней.
В пленнице жизнь пробудилась.


Алексей Иевлев
Поэт, писатель составитель геологических альманахов,
член Союза писателей России;

* * *
Ах, как я не люблю говорить…
Я могу промолчать целый вечер.
А вокруг будут петь и курить.
О любви
И дурном говорить.
Заставлять плакать длинные свечи.

Мне не жалко ни слов, ни рублей.
Р