|
|
От редактора Ну вот, дорогие читатели, если вы держите в руках эту маленькую книжечку и читаете мои слова, значит наша с Маргаритой Владимировной задумка все-таки осуществилась и собранная совместными усилиями рукопись стала книгой. Я этому рада, может быть, даже больше, чем сам автор, ибо, встретившись когда-то в первый раз на заседании литературного клуба «У камелька» с поэзией М.В. Прилуцкой, душа моя была до того очарована искренностью и чистотой её мироощущения, лиричностью и легкой музыкальностью её стихов, что возникло непреодолимое желание, чтобы их услышали все вокруг. И от чего, казалось бы? Стихи Прилуцкой просты по форме и по содержанию. Никакой вычурности, никакой зауми ни в стиле, ни в слоге, никакого потока сознания или потока без сознания, столь модного в современной литературе. Они могут даже показаться несовременными, но мне они кажутся классическими. Начиная чтение, не ожидаешь больших потрясений и, вытирая в итоге слезы, тихо удивляешься потеплевшим сердцем – от чего же это? Я не литературовед. Я – именно этот потрясенный читатель. Поэтому, пожалуй, не смогу дать подробного разбора этого явления, но осмелюсь предположить, что все дело – в искренности слов, идущих от доброго и открытого сердца, в удивительной душевной интеллигентности этой замечательной женщины, которая очень тактично, просто, трогательно, и при этом необыкновенно художественно и поэтично, говорит о главных в жизни человеческой вещах. Не могу сказать, как отреагируют на её поэзию мужчины, но в том, что женское сердце откликнется мгновенно – не сомневаюсь. Диву даешься, читая строки, наполненные юным задором и радостным ожиданием счастья, и зная при этом, что автор их начала свой путь в поэзии уже после 60 лет! Дал же Господь дар – ощутить (что не каждому удается даже в юные годы в современной суетливой жизни, заполненной погоней за бытовыми удобствами и престижными вещами) и сохранить в душе столь яркий эмоциональный отклик на красоту жизни! И ведь – обращаю внимание нытиков, пессимистов, иппохондриков и мизантропов – жизнь её не была выстелена розовыми лепестками, ни от чего не оградила её тонко чувствующую душу. Все было в долгой жизни – потери и обретения, обиды и радости, провалы и успехи. Тем более, что она – доктор, врач по призванию, а такое призвание предполагает особый склад души, обостренное чувствование человеческой боли и страданий и естественное желание в ответ: помочь, облегчить боль. Каждому понятно, какой отдачи сил требует эта профессия! Это невозможно сделать без резервов собственной души, без умения вспомнить хорошее и простить плохое, выгнать из души обиду на непонимание и сохранить благодарность за сочувствие и доброту, без собственного душевного тепла и энергии. А их в этой уже далеко не молодой женщине – как чистой воды в хорошем колодце и, Слава Богу, – не убывает! Я не стану приводить подробного жизнеописания, пусть это сделают её будущие биографы, и все же еще раз подчеркиваю – было все в её жизни, и отклики бурь слышны в стихах, но общая их тональность – благодарность живой, жизнерадостной, вдумчивой души, настойчивое стремление преодолеть испытания и трудности, найти им противовес и ощутить гармонию мира. Это самое ценное, что найдет здесь читатель. И я вам от всей души советую – возьмите этот драгоценный багаж с собой в дальнейший жизненный путь, и каким бы сложным или, наоборот, веселым и приятным он ни оказался – берегите и приумножайте его собственными усилиями, как стратегический запас душевных сил и тепла. Будет вам плохо – перечитайте, и будет хорошо – тоже перечитайте эту маленькую книжечку. Каждый раз ваше сердце найдет на что откликнуться, чему порадоваться и от чего заплакать. Вы увидите – жить станет легче. И, может быть, подумаете: «Спасибо, доктор!» С уважением, Людмила Чебыкина
Зима* * * Есть край, что мне часто снится В зеленом убранстве пышном. Там в неге зимуют птицы, Там зреют под солнцем вишни.
А мне суждены туманы И туч снеговых громады Да лета клочок обманный, Да ранние листопады.
Здесь травы свежи и росны, Прохладны лесные дали. Здесь льют ледяные звезды Потоки лучей печальных.
Но это моё, родное. Без этого я скучаю. Мой Север всегда со мною В суровом своем молчаньи.
* * * Сугробов белые стога Ночь наметала под окном. Утихла к полудню пурга, Засыпав молчаливый дом.
Едва виднеется плетень, Перин подобья на кустах. Метели немощная тень Мелькает в тонких облаках.
В бору и в сумерки светло, Клубятся сосен купола. А в замеревшее село Сегодня почта не пришла.
С холстами туч переплелась Закатных далей полоса, Но над тобою в этот час Другие гаснут небеса.
Я И ТЫ
У человека все неповторимо: Рисунок пальцев, профиля черты. Ну, и конечно, нет души единой. Мы разные с тобою – я и ты.
Ты – мощный сгусток действия бурлящий, А я люблю обдумать не спеша, Неторопливо взвесить, «несумняще» Принять решенье, как велит душа.
Ты любишь встречи шумные с друзьями, Часы безделья для тебя невмочь. Я жажду в одиночестве за чаем Сидеть на кухне, вглядываясь в ночь.
Две жизни, две судьбы, два внешних вида, Два разных взгляда на один предмет, Две радости иных и две обиды, Два разных способа принять чужой совет.
Мы - как реки соседние частицы, Идущих параллельно два пути И как листа две разные страницы, Название которым – я и ты.
* * *
Ветер с юга, А мороз крепчает. За окошком снег скрипит все громче… Заварю я горстку иван-чая, Пусть он напоёт о лете звонком.
Я глаза закрою, и с улыбкой Вдруг увижу шёлковые дали, Дымкою затянутые зыбкой. Лапы елей – синею эмалью Так блестят под солнечным разливом, Что слепит слезами отраженье. Издали плывет речитативом Ручейка невидимого пенье. А в лугах – кузнечики стрекочут, А в лесу – созревшая черника. Наберу я полное лукошко И глаза открою… И поди-ка! –
Только что из лета – снова в зиму. Пахнет чаем, яблоком с брусникой, Клюквенным вареньем с апельсином.
* * *
Рядом с молоденькой стройной рябинкой Вижу я девочку в светлой косынке, В платьице белом и с длинными косами, С нежной улыбкой, с глазами серьезными…
Ты мне близка и знакома до боли. Выросла утром в ромашковом поле. Как ты, родная, меня отыскала?
Ты – моей первой тропинки начало, Ты – заколдованный мой амулет. Прямо скажу, без тебя – меня нет. * * *
Мы шли с катка, Коньки неся подмышкой, Проспектом Вдоль заснеженной реки. И спутник мой – Отчаянный мальчишка, Читал мне вслух Есенина стихи.
Был иней пышен На кустах вдоль улиц, На круглых фонарях, На проводах. А он негромко, Сдержанно, волнуясь, Читал мне О ромашковых лугах,
О чем-то синем, Нежном, несказанном, О роще золотой, Где кленов медь. Про те поля, В которых бродит тайна, И про души сиреневую цветь…
Сниму я с полки Старенькую книжку, В тот снежный вечер Памятью вернусь: К тебе, мой друг – Отчаянный мальчишка, Открывший мне Чудесную страну.
* * *
У финских стареньких саней блестят полозья. А небо в свете неземном роняет звезды.
Все ярче звёздные стежки на шёлке тёмном. Взошел огромный Орион над горизонтом.
Летим дорогой ледяной сквозь вечер зимний, И наших шапок мягкий мех куржавит иней.
Куда хотим, туда помчим – всё в нашей власти. И смотрит месяц молодой на наше счастье.
В зимнем лесу
Морозным утром, после снегопада Покой и тишь в заснеженном лесу. Там тень луны – потухшею лампадой. Бесшумно ветры облака несут.
Как жаль, что этот зимний день недолог! Так откровенна красота вокруг. Луч солнца пробирается меж елок И освещает просеки стрелу.
Пушистым снегом устлана дорога. Деревья в белом призрачном плену. Трещотка хлопотливая – сорока, Ссыпая снег, садится на сосну.
Лежат сугробы в лиловатых тенях, Простор поляны первозданно чист. Березовая роща – как плетенье Искусных вологодских кружевниц.
О, сказки детства! Отзовитесь, где вы? Где отпечатки вашего следа? Над лесом заколдованной царевной Глядит уже вечерняя звезда.
Север – боль моя
Север – мой степенный край, Сны неторопливые. Разгоняет стужу май Бурными разливами. С голым полем облака Далью перепутаны. А зимой метут снега, Летом – пыль да лебеда, Да болота мутные.
Север. Мой – навеки – край, Судьбы, снегом скрытые. Злых овчарок хриплый лай Да кресты забытые. В темных трещинах гранит, Камни веют холодом. Не умеет голосить, Но гудит, гудит, гудит Поминальный колокол.
Пращур мой был старовер – Голова опальная. Выпал Северу удел – Стать страной изгнания. Звон кандальный Соловков, В памяти впечатанный. Как мне горько за дедов, Как мне больно за отцов, Сломленных отчаяньем.
Молчаливый лес хранит Тишь юдоли каменной. Кто её разговорит? Кто растопит пламенем? Пол-Россиюшки, поди, Горем позасеяно. Потому и мне всю жизнь У камней могил седых Причащаться Северу.
* * *
И опять метет пурга – Белым землю кроет. Ветер гонит облака И по-волчьи воет.
Плачет, бьется, ставни рвет И в окно стучится, Будто просится в тепло Раненая птица.
На Руси – вино на стол Пополам с тоскою. Кто-то в эту ночь ушел К вечному покою.
Александру Вертинскому
«Я усталый старый клоун Я машу мечом картонным…» Ал. Вертинский
Грустный черный Пьеро, Чужестранец безвестный, Одинокий скиталец По весям земным Пел на русском усталые Странные песни. Им внимали Париж, Братислава и Рим.
Балаганный маэстро, Смешной и печальный. Он с цыганами жил В молдаванских степях. На покинутой родине Горечь отчаянья Отголоском терялась В холодных ночах.
Без вины искалечен Судьбою капризной, Он любил, ненавидел, Страдал от тоски. Эти вечные темы Изломанной жизни Бесприютный артист В совершенстве постиг.
Все давно миновало. Но утром воскресным Я поставлю пластинку И в доме моем Запоет не спеша Свои странные песни Старый горестный клоун С картонным мечом.
Путь земной
Падают звезды с потухших небес, Гаснут в ночной черноте. Каждый проносит свой собственный крест В бренной земной суете.
Виден мгновенье небесный огонь: Вспыхнул – и вот его нет. Топчет копытом пришпоренный конь Тропку короткую лет.
И не постигнуть законов судьбы, Жребия не избежать. Сходу не бросить коня на дыбы, В руки звезду не поймать.
* * *
Господи, как ветры-то шумят! Исступлённо, непрерывно дуют. Из каких краёв они летят, Заунывно плача и бушуя?
Неуютно, мрачно и темно. Завывают ветры всё сильнее. Под напором их звенит окно, От тревоги сердце леденеет.
Что несут с собой? Какую весть? Ведь не просто так они бунтуют? Почему – сюда, что ищут здесь? Почему ко мне летят, тоскуя?
Ветер, ветер – почтальон беды, Что кричишь отчаянно в полёте? Чье же сердце, не стерпев вражды, Сдало на последнем повороте?..
* * *
Далеких солнц ночные бра Глядят из глуби тайны Млечной. Снежинок нежная игра Непостижима, но конечна.
Недолгих лет земная мгла – Другая грань водораздела. Я свой вопрос не задала, Но и ответ не разглядела.
Не зря, наверно, синий снег Планету холодом заносит. И на земле ответов нет На запредельные вопросы
Ни в беспощадности огня, Ни в неприкаянности дыма, Ни в ясной искренности дня, Ни в грозной ночи воробьиной.
Зачем бесцельность суеты? Моя душа иного просит... Но вечны млечные мосты И безответные вопросы.
* * *
Научите меня, как принять свою долю, Как порвать унижения черную нить. Научите, как жить с невозможною болью, Как сберечь свою душу, а не схоронить.
Не хочу утонуть я в терзаниях тайных, В суматохе уже бесполезных речей, В нереальности горьких последних свиданий И в немой пустоте бесконечных ночей.
Научите меня, как не возненавидеть, Не сломаться в истерзанном мире моем. Как из пропасти – чистое небо увидеть. Перевал перейти мне одной, не вдвоем.
Пусть покатятся дни безразличием чисел И пробьют в безысходности первую брешь. Пусть умрет горечь строк ненаписанных писем, И рассыплется ком несгоревших надежд.
Он придет – светлый час благодатного лета! И его я дождусь, пусть на самом краю. И омоет меня он Божественным светом, И согреет озябшую душу мою.
* * *
Замела метелица, завьюжила, Ослепила окна белой мглой, Поразвесила на ветках кружево И утихла в темени ночной.
А когда заря в морозном воздухе Рыжеватым вспыхнула костром, Засверкали все снежинки-звездочки В новом мире – бело-золотом.
Ни следа: ни санного, ни пешего. Всё вокруг сияюще светло. На деревьях снег, как цвет черешневый. Белый луг и белое село.
Только разметалось небо синее – На снега легла голубизна. И ни вздоха ветра над равниною. Тишина. До звона – тишина.
* * *
Было море барашково-белым, Растекался туман по горам, А в садах абрикосы поспели – Наступила их чуда пора.
На утёсах лохматились кедры, Поворачивал день на грозу, Абрикосы же плавились в медном, Источающем солнце, тазу.
Сладковато-необыкновенен Их плодов золотых аромат. В день, когда мы варили варенье, В нем купались и домик, и сад.
Пили чай на открытой веранде, И неспешен был наш разговор. Абрикосовый дух за оградой Растворялся в дыхании гор…
…А морозной зимой, на Крещенье, Положу я на блюдечко свет Абрикосового варенья, Как душистого сада привет.
* * *
Мне снова утром показалось, Что заросло, зарубцевалось, Ушло, забвеньем затянулось И с вечностью соприкоснулось.
И можно радоваться веснам И флиртовать легко и просто, И слушать ласковые речи, И быть готовой к новой встрече.
Но не пускает что-то, гложет, Теснит, и бьется, и тревожит. И теплым вечером туманным Былая кровоточит рана.
Себе признаюсь я несмело, Что давнее не изболело, Не безразлично и не тускло, Под серым пеплом не затухло.
Но годы вспять не повернуть, И к прошлому потерян путь.
* * *
Ты ждешь меня. Я знаю. Я приду. Надеюсь, скоро. Поспею прямо к летнему дождю, Что льет на город. Не думай, сколько времени прошло. Исчезли льдинки. С твоих знакомых пепельных волос Смахну дождинки И постою, молчание храня… Слова излишни. А ты взгляни, как прежде, на меня, И я услышу – Услышу я твой голос, твою боль, Твое прощенье, Твою услышу трудную любовь – Не подношенье. И будет в возвратившейся весне Все, как ты хочешь…
Увы, но это только снится мне Морозной ночью.
* * *
О, сколько зим прошло перед глазами! Но каждый год я с нетерпеньем жду Снежинок, сброшенных на землю облаками И светлых туч ползущую гряду.
В лесу бело. Под снегом скрыты кочки. Лишь путаются заячьи следы, И лисьих троп изящные цепочки Пересекают птичьих лап кресты.
А на болоте – снегу по колени. Укрыл собою он лесную гарь. Залиловели под сосною тени И ухнул в снег испуганный глухарь.
Еще не время вьюгам и метелям И синий воздух радостно-колюч. Под сильными корнями мощной ели Замерзшим сталагмитом – летний ключ.
Легко-рассыпчатый, слепяще-белый Я варежкой с пенька снежок смахну, Но этим гордой Снежной Королевы Я в тишине морозной не спугну.
* * *
Если выбора суть не проста, И к ошибкам приводят метанья, Когда падает с неба звезда – Загадайте желанье.
Со звездой, что во мрак соскользнёт И сгорит, о себе не жалея, Вдруг и я загадаю своё… Если только успею.
* * *
Кучи облаков, как иней светлый. Заморозки утром. Листья рвут Хриплые простуженные ветры. Леденеет солнца тусклый круг.
Затаилась жизнь. И снег по окнам Сечь пытается в который раз. Стелет улиц темные полотна Слишком ранний сумеречный час.
Нас живой огонь уже не греет. Вместо печки – скупость батарей. И текут-бегут поземки змейки По пустынной улице моей.
Ну и что? Ведь холода не вечны. Снег стечет весною в ручейки. Только бы не буйствовали ветры Горькой и бессмысленной тоски.
Только бы теплом душа струилась, Не ушли, не предали мечты. Только б не потребовалась милость! Только бы всегда был рядом ты!
* * *
Муссоны и пассаты Гуляют далеко. А я живу в пенатах, Где дует сиверко.
Где сосны-исполины Взметнулись за ручьем, Где, темный и старинный, Скрипит родимый дом.
Где горизонт привычен Над зубчатой тайгой, И радостно-обычен Скрип снега под ногой.
Над Северной Россией, Как маков цвет, заря. До донышка родные, Любимые края.
Красные кони
Утром весенним с просторами ясными Трепетно-сонной земли Белые кони становятся красными В россыпях алой зари.
Кони! Эй, кони! Куда повернули вы? Время не движется вспять! Но седоки по рассвету разгульному В звонкую юность летят.
Кони порывисты. Резвые, ладные, Скрылись из глаз вдалеке. Этих коней их умелые всадники В красной купают реке.
Смыта усталость и кони, играючи, Дальше несут седоков… Только всё ближе и ближе окраина Летних, привольных лугов.
Травы степные – осенние, спелые, Стелют им путь золотой. Кони, бледнея, становятся белыми, А седоки – с сединой.
В вихрях прохладного воздуха синего, В синем вечернем снегу, В полную силу домчать бы до финиша И замереть – на скаку!
СМОТРЮ Я ГЛАЗАМИ РЕБЕНКА
1
Жарким летом к нам пришла война. Растеклась холодной серой стужей. Словно бесконечная зима, Улеглась и в доме и снаружи.
И, казалось, солнца яркий свет Вновь не засияет в этом мире. По утрам нерадостный рассвет Ждал нас в затаившейся квартире.
Выстыл дом и выстыла душа. В стылом мире не услышать смеха. В комнатах, затравленно дыша, Неприкаянно бродило эхо.
Черный репродуктор на стене, И фанера в окнах вместо стекол. А по карте метки о войне Красным горем двигались к востоку.
Хлебной пайки маленький кусок Мама отрезала понемножку. Свой прозрачный скудный ломоток Я делила с куклой – понарошку.
Вижу и сейчас я иногда Дом тот настороженный и горький. Может, потому я никогда Хлебушка не выброшу ни корки.
2
Уложены вещи и кружки. Тайком, чтоб не плакала мать, Сестра со своею подружкой Направилась в военкомат.
Мы с братом шли сзади, сторонкой, Завистливо глядя им вслед. И спорили, хоть и негромко, Гадая – возьмут или нет.
И ждали, дверь взглядом буравя. Но участь была им горька! – Майор их обратно отправил. Сказав: «Подрастите пока»…
Я, став на мгновенье девчонкой, Платочек взволнованно мну И вижу глазами ребенка Ту, полную горя, войну.
3
Пол-детства унесла война. Дни бесконечные – пол-детства. Немая стынь бомбоубежищ Значенья грозного полна.
Так страшен был сирены вой! С вещами, собранными в узел, Мы с мамой в подземелья стужу Спускались осенью сырой.
Сочилась каплями вода По старым побуревшим доскам. Свеча истаивала воском И подступала темнота.
А наверху – воздушный бой И пламя сотен зажигалок. Фугасов тяжкие удары, Как судороги под землей.
За руку мамину держась Ручонкой детскою худою, Я все ждала сигнал отбоя, Но долог был налета час.
И вот отбой. В ночной туман Мы на поверхность поднимались. Настороженная, чужая Встречала нас глухая тьма.
И дом горел через квартал, Тянуло тошнотворной гарью. Себя зарницами пожаров Подранок-город освещал.
Воспоминая смутны. Но от поруганного детства Дух плесени бомбоубежищ Остался запахом войны.
4 Во двор к нам пришел инвалид-почтальон. Безрадостно осень дождила. Отдать попросил фронтовое письмо Соседке из третьей квартиры.
Квартиры, в которую месяц назад На сына пришла похоронка. Он в тяжком сражении за Ленинград Смертельно был ранен осколком.
И мы ликовали, что он не погиб, Что та похоронная лжива. Вернулась соседка с работы и мы Вручили письмо торопливо.
Дрожащей рукой треугольник взяла, На дату письма поглядела… Надежда воспрянула и умерла. Лицо на глазах посерело.
И мы, ребятишки, сумели понять, Что день для нее этот – черен, Что в эти минуты солдатская мать Сынка хоронила повторно.
5
На закате с окна снимем толстые черные шторы И откроем задвижки. Со стекол бумагу сдерем, Их промоем водой и с волненьем посмотрим на город. Мы на город в огнях будем долго смотреть всемером. Будут окна сиять в этот вечер оранжевым светом, И гореть фонари – от заката до утренних звезд, И трамвай побежит освещенным и длинным проспектом, И машины в огнях вереницей пойдут через мост. И не будет бомбежек. не будет пожаров и дыма. Будут ярко светиться в парадном крыльце витражи, Будет лампа гореть ночью тихою у магазина… Это будет, когда затемненья отменят режим.
ЭЖВЕ
По проспекту в метельную даль Фонари убегают цепочкой. Заметает буранный февраль Плотный снег тротуарных обочин.
Мой автобус, впуская пургу, Раскрывает приветливо двери. Я в тринадцатый номер сажусь – Я в плохие приметы не верю.
Окна города в теплых огнях. Им привычна поющая вьюга. Снова вечер приходит в дома – В них грустят, улыбаются, любят.
Белый город в таежных снегах – Он с годами мне только роднее. На моих он рождался глазах, Подрастал, становился взрослее.
Замечаю теперь за собой: Если еду из дальнего края, Повторяю с улыбкой: «Домой! Я домой, наконец, возвращаюсь!»
Ненастье
Уж на исходе ночи бег, И медленно светает. Летит густой и мокрый снег, В холодных лужах тает. Ненастье бьется за окном И за порогом дома, Кричит горластым вороньем Бессильно и знакомо. А в комнате моей тепло, Спокойно и уютно. Мерцает в сумраке стекло Все в каплях снежно-мутных. Оно сумеет оградить, Пусть валит снег неделю. Ах, если бы могло укрыть От жизненной метели.
* * *
Гибнут мальчики, Гибнут воины, Дни тревогою Переполнены.
Гибнут юные, Не пожившие, Неповинные, Не любившие.
Дымный ветер По склонам стелется. Враг бесшумный – За каждым деревцем.
Эхо горное – Громче выстрела. Воля злая, Небескорыстная.
Гибнут мальчики, Плачут матери, Поле снежное – Черной скатертью.
* * *
Метет над Русью. Ох, метет! Снега… Снега… Снега… Десятилетья напролет, А может, и века. Вандалы, деспоты, цари – Тиранов череда. Горели избы, алтари, Шла за бедой беда. И снова – головы летят. Безмолвствует народ. И страшно посмотреть назад, Еще страшней – вперед. Но ветер ли вдали гудит? Ужель опять – набат!? И без того на всей Руси Кресты, кресты стоят.
* * *
Износилось сердце раньше времени В толчее невидимых страстей. Не тверда нога в упругом стремени, Не пришпорить загнанных коней.
Тонкий серп в летящих тучах плещется И теряет цвета желтизну, Из лихого молодого месяца Превращаясь в бледную луну.
Стерли годы радости беспечные, Запахи медовые полян… Почему ты, молодость, не вечная? Неужели старость – не обман?
* * *
Как ты непомерно тяжела, Одинокой старости котомка! Густо на лице переплелась Путаная сеть морщинок тонких. Тихо говоря сама с собой – Непонятно, медленно и глухо, Шаркая, бредет, стуча клюкой, Никому не нужная старуха. Может, всех родных пережила, Может, не нашла иного брода, Может, беззаботною была В ветрено растраченные годы? Горбится усталая спина В старческом униженном поклоне, Прошлого кружатся имена В омуте привычного бессонья. Вспомнит, опечалится, вздохнет: «День еще прошел, и слава Богу,» - Без стенаний до конца пройдет Злого одиночества дорогу.
РУБКА ЛЕСА
Смотрит Солнце ликом Саваофа, Разметавши туч седые пряди. Сосны на безжалостной Голгофе Выстроились, словно на параде.
Визг пилы в руках неумолимых, Топоры, сверкая, ветви рубят. Солнце, не гляди ты, как любимых, Как детей, тобой взращенных, губят.
Пали лапы сосен в снег морозный. С елей наземь иглы облетели. Чьи грехи на вас? – скажите, сосны. Чьи грехи на вас? – скажите, ели.
Жадного огня земная пища – Сгубленного леса плоть … Продолжение » |