…быть подарком -
Я хотел быть с тобой.

* * *
Я разгадал твой сон: неясным очертаньем
Привиделся мне парус в обманчивой дали.
Ты во дворце пустом назначила свиданье,
И тень моя пришла любовь свою спасти.

И в лес густых колонн, холодных как измена,
Скользнула тень моя, мелькая в зеркалах.
Я отыскать твой сон, как луч надежды с неба,
Пытался в темноте – у смерти на устах.

Но горизонт светлел. И ветер гнал мой парус
От милых берегов все дальше и быстрей.
Напрасно ты ждала, забыв свою усталость,
И ночь твоя прошла как сорок страшных дней.

Я разгадал твой сон. Но был уже не в силах
Чего-то изменить мой безутешный дух.
И я пришел к тебе, как ты меня просила,
Хоть тенью на стекле, хоть парусом во сне.

* * *
Мой утренний палач –
Будильника звонок,
Сними меня с креста
Благословенной ночи.
Но ангелами сны
Кружатся надо мной
И новую судьбу
Настойчиво пророчат.

Мой преданный палач,
Мой беспощадный друг,
Без страха и стыда
Ты мне даруешь время.
Я благодарен тьме,
Что вдруг увидел свет,
Где звезды чертят путь
Бессмертного скольженья.

Мой сон – моя душа,
Ты в силах превозмочь
Инерцию вещей
Земного притяженья.
Разбив скорлупку дня,
Лети скорее прочь,
Приснись тому, кто ждет
Распять, я как спасенья.

* * *
Забыты герои старинных преданий,
Истерлись картинки, и детские книжки
Сменились на робкие вздохи свиданий...
Мы пробуем жить, и нам кажутся лишними

Советы родных и тем паче прохожих,
Мы сами обжечься хотим, нарушая
Законы больших перекрестков и даже
Законы вселенных. Мы выдумать сами

Их можем... И что же? Из дальних походов
Домой возвращаемся, чистим доспехи,
И в угол их ставим. И вот уже сами
Готовы советы давать своим детям
И книжки читать при таинственном свете.

* * *
Ты вышла из моря, луною одета,
Прибой обнимал твои нежно колени,
И море играло полуночным светом,
И музыкой было твое отраженье.

Ты вышла из моря, играя с прибоем,
Волос твоих тихо касались созвездья,
И море дышало твоей красотою,
И волны шептали, что мы будем вместе.
Ты вышла из моря, из пены соленой,
Впитала всю сладость и горечь стихии,
И раненой чайкой кружил побежденный
Мой дух…
И судьбы сплелись неизбежностью линий.


Татьяна Асафьева

Этюд
К лесному чудо-озеру
По траве некошеной
Рука в руке, глаза в глаза,
В крик чайки заполошенный,
Как будто да по-над землей
В край белокрылой птицы
Шли двое… Никогда
Туда не возвратиться…

* * *
Я разве говорила о стихах?
Я просто начала писать картину:
На серый холод скал в горах
Кипящей каплей падаю и стыну.
Крик фиолетовый в ночи
Высвечивает очертанья фразы.
Я умоляю, замолчи!
Но поздно, музыка звучит –
И отключился разум.
И заманил в цветную круговерть
Мелодией пропахший ветер…
Но дверь забыла запереть –
И он вошел. Он даже не заметил,
Что растоптал неловкою ногою.
Я не виню его и дверь за ним закрою.
Погасла музыка, сломался цвет.
Подрамник ненаписанной картины
Я никогда уж не поставлю на мольберт.

* * *
Ты сегодня назвал меня другом
И этим поставил точку
В том, что было еще возможным
Или даже не было вовсе.

Мне хотелось, чтоб эти руки
Не боялись меня коснуться,
Чтобы снова проснуться однажды,
А восток - цвета спелой малины.

Но смогу ли тогда, как прежде,
Останавливать время словом
И руками снимать с твоих плеч
Боль души и усталости тяжесть…

Ты сегодня назвал меня другом –
Хочу ли сказать спасибо…


Олег Рочев

* * *
Три недели праздности и лени.
Ни работы, ни желания творить,
Только ходят шорохи и тени,
Без намёка на «поговорить».
Три недели ни тоски, ни грусти,
Только тихий свет и тишина –
Словно в непролазном захолустье
Тонкий вкус элитного вина,
На которое ценителей здесь нету,
Так что не с кем даже разделить
Невесомость запаха и цвета,
И сюжетов тоненькую нить.

Три недели. Только три недели
Лёгкого согласия с собой.
У рябинок щёки покраснели –
Лето бабье в прошлом.
Боже мой!...
14.07.06

* * *
Не каждому дано гордыню превозмочь,
Мыслишку отогнав, что ты уже великий.
«Проснись!», – друзья кричат, но ты уходишь прочь,
Туда, где тешат слух лишь подхалимов крики.

Восторг фанатов слеп – им, вобщем, все равно
Кого боготворить, и пусть они не правы,
Но выбор за тобой, ты помни лишь одно:
Утратить дар легко – жесток наркотик славы!

* * *
Когда в первовеселье зимнем
Я стал расспрашивать снежинки
О радости небесно-синей,
О хрусткой чистоте тропинки,
Они с улыбкой отвечали:
Живи, мол, радуйся, что жив,
Ещё узнаешь о печали
Осенних ив,
И забывая о расспросах,
Я наслаждался зимним днём,
Румянцем радовал морозы
И грел ладони над огнём,
И всё казалось очень прочным –
Вот дом, вот печь, вот щи и чай,
Но детство долго ль непорочно? –
Уже не за горами май.

Весной болтали мы с ручьями
О дальних далях, быстрых реках,
О Жизни, спящей под снегами,
О смысле жизни человека,
За первой бабочкой бежали,
Согретые теплом весенним,
И первые цветы срывали,
Вовсю внимая воскресенью,
Шутя вздымали пашен спячку,
И засевали чем придётся,
Не думали, поря горячку
Чем это после отзовётся –
Ведь сил, казалось нам, – безмерно,
Ума? – да что там! – наберёмся,
Но вот беда – в раздолье этом
Навечно мы не остаёмся.

Меня расспрашивало лето
О поседевших в ночь берёзах,
О поздних, плачущих рассветах,
О ставших инеями росах,
О том, что Осень заставляет
Забыть беспечность и веселье,
Перину луга превращает
В промозглость старческой постели.
Я отвечал ему, что осень –
Не средоточие печали,
Что это – ягодная россыпь,
Что это, чего долго ждали,
Что летний день не зря хлопочет,
Ведь Осенью – подсчёт итогов,
Что с урожаем каждый хочет
Вступить на зимнюю дорогу.

Но вот и Осень тряпкой серой
Смахнула звонкие мотивы,
И, по заслугам всем отмерив,
Со мной присела возле ивы.
“Скажи мне друг, вот скоро-скоро
Деревья золото утратят,
И прекратят пустые споры
О том, чьё праздничнее платье.
И, правда ли, что в зимней власти
Остановить Реки теченье,
Мои осенние напасти
Укрыть заснеженным забвеньем?”

Мы с ней молчали долго-долго,
Под шорох падающих листьев.
Я не ответил
И дорога
Меня укрыла далью мглистой…
20.06.05

* * *
Мне пел ручей, мне пел ручей
О простоте ручейной жизни,
О бескорыстии ключей,
И о дожде, что скоро брызнет.

Ручей был юн и чист, и свеж,
От чистоты своей наивен,
И каждый маленький рубеж
Брал не напором, а изгибом.

Он так любил поить зверей,
И грибников, и прочих,
Что пел о радости своей
И днём, и даже ночью.

Большим потокам не чета,
Довольствовался малым,
И этой жизни простота
Обидною не стала.

К нему привык я приходить,
Когда на сердце тяжко,
Он предлагает мне испить,
Даёт наполнить фляжку.

И я несу домой воды,
Волшебной, непривычной,
В ней столько чистой простоты
И мудрости криничной.
31.08.06

КОРОЛЕВА
- Тьфу-ты, зараза, чтоб тебе утонуть, жабьи твои глаза! Чтоб тебе своим хвостом подавиться!
Я сумбурно махал веслами-лопатками, стремясь быстрее подогнать резиновую лодку к берегу, и отчаянно ругался. Опять эта паразитка – здоровенная щука, хозяйка плеса – издевается. Приспособилась, понимаете ли, поджидать на струе прикормки, когда на продольник попадется 3-4 рыбки, а потом собирает их в свою ненасытную пасть. В первый раз, когда я поднял её к лодке, думал коряга зацепилась, потом увидел – щука и сдуру схватился за подсачек. Глянула она круглыми глазищами, даже, показалось – подмигнула и открыла пасть из которой торчал пучок лески с хвостами – давай, мол, рыбачёк, померяемся, что больше – мой ротик или твой сачок? Сравнение вышло не в пользу сачка, о бревноподобном туловище с хвостищем и говорить нечего – длиной почти с моего латаного “Стрижа” – больше полутора метров! А щука, издевательски ухмыльнулась, закрыла пасть, мотнула башкой, – и я остался с мешочком прикормки в трясущихся руках и с открытым ртом.
Глядя со стороны – приключение, но тогда мне было очень не по себе – полосни она по борту моей резинки клыками – и все, не факт, что выплыл бы: до берега-то метров восемьдесят, до дна семь, да бродни, да течение, да испуг – процентов десять остается за выживание, не больше. На берегу, оно конечно, можно и погеройствовать, и посмеяться, но ведь она, хитрюга что придумала: налопается, продольники пообрывает, а потом гоняет рыбешку от кормушек – ничего не поймаешь! А я не люблю ездить на рыбалку на ночь, по мне лучше на недельку, да подальше от людей – это отдых! Вот и ругаюсь – в первый день еще что-то ловилось, а теперь уже вторые сутки по-нолям!
Ладно, может когда и сквитаемся, но сегодня я не готов – надо приезжать на моторке и снасти делать соответствующие. Пойду-ка лучше по лесу похожу, успокоюсь – черника в соку, поклевать надо бы, да ещё красной смородинки – тоже вкуснота. Черёмуха скоро поспеет, а на том кусте, что подмыло весной – уже можно есть. В прошлом году земляничку находил – надо проведать, может есть еще.
Хорошо здесь, до ближайшего серьёзного загрязнителя – ЛПК – километров сорок, правда, в реке грязи хватает, но воздух – вкуснейший. О, привет приятель, дождик грибной – тебя-то мне и не хватало, давай, ополосни меня от пыли городской, от мыслей суетных.
А может, ну её, пусть гуляет? Надо ведь было ей умудриться вырасти до таких размеров! А вдруг мутант? Умная ведь, хитромордина! Идея! Прикормку оставлю, а продольники поснимаю – вдруг отстанет?
Так, решено – сутки абсолютного отдыха. Ягоды – в рот, грибы – в котелок, никаких промыслов.
Да, а как бы её обозвать? Она ведь здесь вроде царицы. Нет, лучше королева – она рангом пониже, хватит с неё. Так, королева м-м-м… - о! Зубатка! Королева Зубатка… Звучит! Впереди у меня еще два дня с остатком этого – посмотрим кто кого обдурит. Однако королевы дамы коварные, но самовлюблённые, ослеплённые своей вседозволенностью, на этом можно сыграть. Да, а вдруг догадается? Отомстит тогда, утащит к себе в вечные женихи. Нет уж, лучше я тебя, королева Зубатка дразнить не буду.
Остаток дня и ночь я провел не в тягостном ожидании – впервые в жизни смотрел на природу не потребителем, а восторженным созерцателем. Для меня всегда было загадкой – такие виды на плакатах, слайдах, а наяву – вроде и не замечаешь, хотя находишься внутри этой красоты. Вот уж воистину – большое видится на расстоянии.
Утром, когда над почти зеркальной рекой медленно плавали клочки розоватого тумана, а солнце, потягиваясь от сна, раскрашивало облачка в самые немыслимые цвета, я, притаившись, сидел в лодке на середине реки и добавлял в мешочек свежей приманки. Опустил, тряхнул пару раз, не спеша размотал, наживил хитрую удочку и опустил грузило к прикормке. Я знал, что щука здесь, но отказаться от свидания с ней уже не мог и не боялся, ну разве только чуть-чуть. Она должна понять и не рассердиться.
Пара вялых поклевок – и я вытащил небольшого подлещика. Метрах в двух ниже по течению, на блестящей гладкой поверхности воды, появились чуть заметные завихрения – она! Немного оглушив, цепляю подлещика за хвост – чтоб только держался, и потихоньку отпускаю по течению. Там, где я и ожидал, вода крутнулась и леска потяжелела. Осторожно, по сантиметру, только чуть придерживая пальцами, выбираю снасть. Ближе, ближе… вот уже в полутора метрах от лодки показался большой плавник, и я негромко заговорил:
- Ах ты, шкодница, – вон какая вымахала, а все балуешься. Неужели выросла только на халявной рыбе? Ты уже ведь достаточно поиграла со мной, дай теперь половить, душеньку потешить. Откупиться мне от тебя нечем – все равно здесь вся рыба твоя, но ты уж не обижай меня, допусти до своих богатств.
Я резко дернул леску, хвостовой плавничок подлещика легко лопнул и отпустил крючок. Щука медленно, величаво прошла против течения вбок и вглубь от кормы.
Я немного посидел, посмотрел на рассвет и усиливающийся туман – космы его легко парили над водой, поднимаясь кверху, чуть отклоняясь не под ветром – дыханием, потом тряхнул прикормку и начал удить.
Клев этим утром был редкостный – шли лещата под килограмм, а то и полтора, изредка подъязки. Поймал полное ведро. Дальше оставаться ловить смысла не было – эту бы сохранить и до дома донести.
Поздний завтрак или ранний обед, сборы, дорога домой – всё это уже было из обычной, суетной жизни, в которой редко находится место приключениям, тем более – таким.


Маргарита Прилуцкая

* * *
Несовместимы – такое! утро
И навалившийся знобкий холод.
Душевный кризис, на сердце – смутно.
Тень на окошке от ветки голой.

А новый день набирает силу,
И солнце ярко, и небо сине,
А на деревьях, от ночи стылых,
Возникший чудом, сверкает иней.

И нереальностью дышит время.
И непонятно – зачем же это
Все перепутано: свет и тени,
И ложь, и горечь, и буйство цвета.

И где-то рядом играют гусли.
Или не гусли – капелью первой
Апрель рассыпался златоусто.
В душе же – дождь барабанит нервно.

Сменю-ка взгляд на свои невзгоды:
Они нужны мне, как перец – блюду.
И меланхолию сменит бодрость,
А тьма беззвездной уже не будет.

* * *
Не мучай меня, помолчи, не трави мою душу
И в стынущий круг пепелища меня не влеки.
Твоих измышлений слова не способна я слушать,
И в сердце моем для тебя не найти ни строки.

Не строчки, ни ласковой песни, что раньше звучала.
Нет ни разговоров дождя и ни вздоха волны.
Уходит в неведомый путь мой корабль от причала,
Сгоревшей ненужной листвой осыпаются дни.
Мы чужды друг другу.
Как это не поняли сразу?
Зачем говорить о тебе – я себя не пойму.
Не может разгулу стихий воспрепятствовать разум,
Презрев удила, загоняя себя в западню.

Дойти, не заметив, до полного опустошенья!
Линчуя любовь беззащитную, в мыслях греша!
Чем ярче сияние – тем непрогляднее тени.
Какая тяжелая ноша – пустая душа!

* * *
Я не знаю на миг или надолго
Я уйду от родимых ворот.
На поляне высокая таволга
Одуряюще-сладко цветет.

Здесь живу я давно, и известны мне –
Бегом каждой тропинки – поля.
Но тревожат, манят неизвестностью
За лесами другие края.

Убегу, чтоб увидеть мне дюнные
Передвижки песчаных морщин
И озера с ключами студеными
У подножия горных вершин.

Столбовыми путями, распадками
Обойду бесконечную Русь.
И со звоном вечерним,
уставшая,
Я к воротам родным возвращусь.

И пойму, наконец, что мне надобно:
Нет желанья на свете главней,
Чем в соседстве со вспененной таволгой
Век прожить на поляне моей.

* * *
Ржаное поле, светлая река,
Густых лесов растянутые гребни.
А запах деревенского дымка
Мне запахом родного очага
Становится во встреченной деревне.

Я – горожанка.
Мне ли говорить,
Как сладок дух распаханной землицы.
Не знаю я всей мудрости земли,
Но предки, верю, от нее пришли
В истории далекую страницу.
Иду по полю тропочкой-межой.
Июльским утром васильково-чистым,
Пою и говорю сама с собой,
Мне здесь понятней край родимый мой
И это слово емкое –
Отчизна.

Я – горожанка.
Но моя Земля:
Ленивые на водопое кони,
Звон ведер у колодца-журавля,
Ржаные бесконечные поля
Да горсть земли, согретая в ладони.

* * *
Располосовано небо дождями –
Синими нитями.
Сыплет последнее осени пламя
Искрами- листьями.
Крыльями машут в прощальном привете
Белые лебеди.
Дни запоздалые бабьего лета,
Где же вы, где же вы?
Жду я чего?
Все последние сроки
Вышли, растаяли.
Не возвратится уставшее солнце
С птичьими стаями.
Не загорятся октябрьские зори
Яркими астрами.
Только калина рябит на угоре
Гроздьями красными.
Осень уходит,
любовно умытая,
Поздними грозами.
На горизонте, туманами скрытое,
Утро морозное.
В нем исчезают с прощальным приветом
Белые лебеди.
Дни запоздалые бабьего лета,
Где же вы, где же вы?

* * *
Под серым небом – серый дождик,
Но лес – нарядный и живой,
Как будто радостный художник
Набрызгал краски золотой.

Наполнил светом стан березы,
Ветлы тигриные глаза.
Для украшенья по откосам
Багровых листьев набросал.
Надену плащ и зонт раскрою,
Пройду по стежке луговой,
Туда, где пласт опавшей хвои
Лежит под спелою травой.

Туда, где пахнет влажно прелью,
Где желтый воздух лесом пьян,
Где с листьев падает капелью
Осенней мороси туман.

Под серым небом – серый дождик
Пусть сыплет пылью водяной.
Я счастлива, как тот художник,
Что шел тропинкой золотой.

* * *
Чертополох, чертополох!
Куда ни глянь – колючки злые.
Где нежный щавеля росток?
Где незабудки голубые?

Где разнотравье тихий звон
И зверобоя озаренье?
А может, это просто сон,
Мой страшный сон без пробужденья?

Кругом один чертополох –
Душитель вольности беспутный.
Собою землю обволок,
Корнями цепкими опутав.

Остановить! Остановить!
Любой ценой – ведь он всеяден.
И руки слабые мои
В переплетеньи свежих ссадин.

А платье – в клочья, ноги – в кровь.
От боли – небо побелело.
И солнце нервно хмурит бровь.
И ели – острые на белом.

Не справлюсь, сдамся, отступлю!
Но вдруг я вижу: красный клевер
И густ, и дружен, и упруг
Стеною встал перед злодеем.

Согнал вояку за бугор
К безлюдной брошенной дороге.
И на лугу – цветов восторг,
В нем солнца и простора много.

О! Если б навсегда иссох,
Не возвратился в злобной яви
Безжалостный чертополох,
Что здравствует и рьяно правит!

* * *
Не спрашивай,
тебе я не отвечу,
В твоих глазах уже не отражусь.
Держу в руках истаявшие свечи,
Они чадят, и я их потушу.

И ни к чему все доводы рассудка
Я знаю – наше лето истекло.
И я одна иду по первопутку,
И хрупок лед, как тонкое стекло.

А впереди –
предзимнее безлюдье
И непереносимость пустоты.
Но мы с тобой друг друга не осудим,
В разладе
не унизим до вражды.

Твоих волос заиндевелых прядки.
Морщинки горькие у губ моих.
Но сумрак сердца послелистопадный
Не разделить, как ломоть, на двоих.

* * *
Не вороши забытого,
Не вспоминай печального:
Забытое – растаяло,
Печальное – ушло.
Горючими слезинками
Стекла свеча венчальная,
Рассохлась лодка быстрая
И сломано весло.
Давно уже не любится,
Не клеится, не вяжется.
Слова и уверения
Не трогают души.
Но вдруг да завтра сладится,
И сбудется, и скажется.
До времени не надобно
К далекому спешить.
Не вороши забытого,
Забытое - растаяло.
Не вспоминай печального,
Печальное - ушло.
Когда погаснут звездочки,
Возьми свечу венчальную,
Заделай лодку быструю
И почини весло!

Виталию Д.
Горит заря, и плавится стекло
Малиновым – в заброшенной мансарде.
Минуты три – и солнышко взошло
И осветило старый палисадник.

И с этого начался новый день.
Но не клубится дым над домом древним.
Раздолье птицам, только нет людей
В оставленной разрушенной деревне.

Мертва она. А посмотри окрест –
Какое неоглядье луговое!
И отражается сосновый лес
В реке с зеркально – чистою водою.

Река задумчива и глубока.
И рыба плещет, хоть бери руками!
А брать кому? Ведь я издалека
Один приехал поклониться маме.

Дом одряхлел уже давным давно,
И я живу в раскинутой палатке.
А вечером на темное окно
Крадется солнце яркое украдкой.

Теперь другое плавится стекло
В другом луче малиновом – закатном.
Проходит лето. Пусть зима тепло
Укроет снегом мамин палисадник.

* * *
Крики в ночи,
Суматоха и брань.
Встану, окошко закрою.
Угомонись ты, российская пьянь!
Дай хоть немного покоя.

Этот набор омерзительных слов
В сумраке мертвенно-синем -
Песня заблудших чумных мужиков,
Гнев и проклятье России!

Эх, нараспашку дурная душа!
Порванный ворот рубахи.
В пьяном безвременьи жизнь хороша
В луже ли, в уличной драке.
Кто остановит зловещую тень?
Или закончились силы?
Смотрит больными глазами детей
Будущее России.


Людмила Ханаева

* * *
Я рада теплу, лучезарному небу я рада,
Зелёной листве и траве, и цветам на лугу.
Должно же и Север побаловать солнце когда-то,
И я искупаться в лучах золотистых могу.

Здесь светлые ночи обласканы нежной прохладой,
И лёгкая тень укрывает от зноя поля,
Сирень расцветает, и пахнет душистая мята,
А пыль городскую глотают весь день тополя.

Берёзки надели зелёные летние платья
И белые ноги свои опустили в траву.
Здесь ветер залётный всем дарит несмело объятья
И теплой волною тихонечко гладит листву.

Под вечер усталое солнце ложится на ели,
И ложе его озаряет оранжевый свет...
И кажется мне, что нет места для сердца милее,
И кажется мне, что земли лучше Севера нет!

* * *
То мечтает, то мучат сомненья,
То отчаянье гасит в себе -
Пишет женщина объявление
О нескладной, нелёгкой судьбе.
Ну, конечно, решиться не просто
Даже, если давно сорок пять.
Разве важно, какого он роста!
Что о нём ей хотелось бы знать?
А потом: ”Я умею готовить,
Будет в доме тепло и уют...” -
И опять, прочитав, хмурит брови,
Нет, не так её всё же поймут!
Как вместятся в те скудные строчки
Одинокие все вечера?
Недовольно бросает листочки.
Для невесты решит, что стара.
Нет же, главное в жизни не это!
Дочка есть у неё, внук и зять.
И отложит подальше газету,
Шарфик станет кому-то вязать.
Но опять одолеют сомненья
И почувствует жалость к себе...
И вернется она к объявлению
С вечной верой в удачу в судьбе.

УРОКИ ЭТИКИ
Мне иногда кажется, что Юлька Лытасова в школу приходит только для того, чтобы продемонстрировать нам и персонально Сашке Артюхину свои обновки. Мать у нее часто ездит по загранкам и привозит ей фирменные вещи, поэтому она и воображает. И, хотя Юлечка чуть ли не каждый день меняет наряды, головка ее от этого умнее не становится: перебивается с двоек на тройки. Да и Сашка не очень-то смотрит в Юлькину сторону!
Последний урок – этика. Наш класс идет в кабинет Эльды, так мы сокращенно называем нашу классную руководительницу Элеонору Адамовну. Все садятся, достают тетрадки, ручки. Лытасова сегодня в новых джинсах. Они не дают ей покоя. Она останавливается у окна и делает вид, что ее там что-то заинтересовало. Сейчас прозвенит звонок. Мы успокоимся. Юлька же специально сядет последней: даст нам еще одну возможность оценить и позавидовать. Джинсы, конечно, - блеск! На бедрах - серебристая вышивка, внизу - бахрома…
А вот и Эльда… Она подходит к столу, обегает всех взглядом, приковывая к себе наше внимание. Подсказывает Лытасовой, что уже можно опуститься на стул. Демонстрация джинсов прекращается на 45 минут. Все… начинается треп о семейном счастье. На уроках этики Элеонора Адамовна убеждает нас в необходимости уважать друг друга и все человечество в целом. Хм! Неужели нам будет гарантировано счастье на всю оставшуюся жизнь, если мы выучим наизусть ее ценные заповеди?!
- Семья – это общество в миниатюре – разъясняет Эльда.
Выходит я, мой брат Генка, мать и отец – тоже общество в миниатюре. И между
нами должно быть взаимное уважение. Да… вчера нас родители очень уважали! Папка получил зарплату. По этому поводу на кухне был праздник. Мать там тоже крутилась. А как же без нее! После застолья начался воспитательный процесс. В такие минуты любит отец потрепать нам с Генкой нервы.
- Показать дневники! – заорал любимый наш папочка, пошатываясь в проеме двери. И как всегда, его тупой взгляд при этом не предвещал ничего хорошего! Мать неуверенно предложила:
- Оставь их в покое.
Но его уже понесло.
- Дура, у Ленки тройки появились из-за Сашки Артюхина. Какого черта этот козел каждый вечер ошивается в нашем подъезде! - Отец потряс огромным кулаком над головой, доказывая свою проницательность.
- Завтра в подоле принесет, шлюха!
Мы с братом давно поняли: возражать отцу в такие минуты бесполезно, это может вывести его из себя еще больше, поэтому весь вечер демонстрировали покорность.
- Генка, урод! Куришь?
- Воспитатель хренов, пошли-и-и! – визгливым голосом потребовала мать.
Вскоре ей все-таки удалось нашего чуткого папочку увести в другую комнату, но мы еще долго наслаждались его «красноречием». Потом они так же истерично решали какие-то свои проблемы. Иногда дело доходило до легкой потасовки, но мать всегда одерживает над отцом победу, поэтому, наверное, он и изгаляется над нами. Надо же на ком-то самоутвердиться! И так до трех ночи. Вот бы Эльда послушала… ха-ха-ха… отношения строятся на доверии и взаимном уважении! Господи, наконец-то кончился этот нудный треп. Ура, звонок!
Узкоглазая Юлька вырвалась вперед, пристроилась к Артюхину и молча, но с достоинством понесла на своих худеньких бедрах новые джинсы. Рядом с шумом пролетели пятиклассники, но разве это может помешать Лытасовой!
Итак … сегодня, кажется, отцу - в ночь, загляну-ка я к кому-нибудь в гости, а ближе к вечеру можно показаться дома…
Элеонора Адамовна проводила ребят усталым взглядом. Она чувствовала, что «семейное счастье» не всех заинтересовало. Юля Лытасова, например, весь урок косилась на Сашу Артюхина, Наташа Берг вообще сидела отрешенная, а Костя Шахов увлеченно разгадывал кроссворд… «Слава Богу, рабочий день подошел к концу!» - пронеслось в ее голове. Бессонная ночь давала о себе знать…Вчера до двенадцати ждала мужа. Напряглась, услышав на лестнице тяжелые шаги. Пыталась определить, в каком состоянии Игорь. Он долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Когда под навалившимся телом распахнулась входная дверь, она встала.
- Не спишь, стерва! Кого ждешь? Физика-а-а? Хре-е-е-нов интеллигент!
А потом молча, старясь не выразить ни презрение, ни страх, выслушивала оскорбления и угрозы, зная, что только спокойствием можно потушить его желание кричать, ломать, громить. И где-то через пару часов все же получила заслуженное вознаграждение, муж перешел к заключительной стадии, начал скулить.
-Не любишь меня… презираешь…, мастер я, слышишь м-а-а-стер, целый день с рабочими на стройке, а не с бабами в учительской! …де-е-еньги мои нужны!
Около трех ночи Игорь заснул, уронив голову на стол. Она убрала с его поверхности все, что можно нечаянно столкнуть и только тогда выключила свет и ушла в комнату дочери. Ирочка подвинулась и, не просыпаясь, доверчиво уткнулась в ее плечо.
А утром, натыкаясь на встревоженный взгляд мужа, Элеонора Адамовна отводила глаза. Чувство его вины и ее негодующее презрение как будто заполнило все пространство в доме, сковывало, мешало сосредоточиться. С шумом в раковину опускалась посуда, красноречиво выражая ее состояние. «Нет не сейчас, не впопыхах, но предпринимать что-то надо…надо…надо…» - стучало в голове.
И только после окончания уроков, склонив голову над раскрытым классным журналом, она задумалась: «Игорь не уйдет, это его жилье. Надо уходить ей с дочерью. Куда - к маме? Но там, в двухкомнатной квартире вместе с мамой живет еще младшая сестра Даша с мужем и трехлетним ребенком …ну, допустим, на какое-то время приютит подруга. А потом?»
Домой Элеонора Адамовна пришла позднее обычного, разложила купленные по дороге продукты и прилегла на диван в комнате дочери.
Игорь открыл дверь своим ключом, прошел на кухню. Она слышала, как мягко открывалась дверь холодильника, зазывно позвякивала посуда.
- Я все подогрел. Поужинаешь вместе со мной?
- Не хочу…
Муж присел рядом. Воцарилась мучительная тишина.
- Ты прости меня за вчерашнее, не удержался, выпил…
«Каждый раз одни и те же слова! Лучше бы он их не произносил. Пройдет какое-то время и опять будут угрозы, оскорбления… Но, чтобы за стенкой спокойно спала Иришка, снова придется, сжавшись от напряжения, выслушивать его несправедливые домыслы …Уйти некуда!» - четко звучало в голове.
Игорь это тоже знал и понимал, что ей приходится прощать его от безысходности… Винил себя, зарекался … и не сдерживался.
В ванной мокло белье, на столе для проверки лежала стопка ученических тетрадей, а в холодильнике со вчерашнего дня ждала ее чуть присоленная рыба … но делать ничего не хотелось!


Владимир Гоголь

Осень.
Осень пахнет грибами, брусникою,
Пахнет осень таежной тропой.
А в избе тихо «ходики» тикают,
А в тепле осень пахнет тобой.

Снова утром в промозглую осень
С прелым запахом сосен, осин.
И чего меня по свету носит?
Будто в жизни живу я один.

Мне привольно в лесу и свободно,
На озерах, болотах, борах.
Жить могу я там сколько угодно,
Не скучая на первых порах.

А, затем, кислородом насытившись,
Подустав от природных красот,
По тебе и комфорту соскучившись,
Я дойду до знакомых ворот.

Я поставлю корзину с грибами
И с брусникою пестерь в сенях.
Плащ, ветровку, гремя сапогами,
Я развешу сушиться впотьмах.

Я войду и твой сон потревожу
Поцелуем, но то не беда.
Осень пахнуть по - разному может,
Но тобой она пахнет всегда!

Весна
Проснусь с утра от грохота капели,
Меж серых туч – луч Солнца, небеса.
Была Зима – денечки пролетели.
И вот Весна. Вот это чудеса!

И лужи во дворах, и свежий ветер,
Зимы остатки сгонит теплый луч.
День все длинней и все светлее вечер,
Все чаще Солнце светит из-за туч.

Так и скворцы, глядишь, не за горами,
Затем грачи и прочих стаи птиц.
И, полновесно пользуясь правами,
Весна веснушки дарит сотням лиц.

Цветы, улыбки, радостные лица:
Прощай, Зима, морозить нас кончай.
Пришла Весна – апрельская царица
И муж ее – предвестник лета – май.

По мотивам китайской сказки
«Как Бог создал женщину»
Сперва мужской был создан пол,
Затем , окончив школу,
Творец Вселенной перешел
К прекраснейшему полу.
С.Я. Маршак

Начав все с утреннею зарею,
Взял Солнца луч, его пристроив,
Решил добавить грусть Луны,
Добавил – краски не полны.
Тепло мехов, магнита силу,
Журчанье вод и жар огня,
И лебединый стан красивый,
И гриву рыжего коня,
Добавил ласковость котенка
С когтями сильного тигренка,
И грациозность стрекозы,
И гибкость ветреной лозы.
Взял хрупкость льва и трепет лани,
Смешал все это в Божьей длани.
Лизнул, попробовал породу,
Добавил чуть нектару, меду.
Задумался над вкусом этим,
Добавил то, чем звезды светят,
Еще мятущегося ветра,
Туч грозовых два кубометра,
Прибавил хитрости лисы,
(Ну, кто об этом-то просил?),
Блудливость и шкодливость кошки,
Затем трусливости немножко.
Помяв в руках такую смесь,
Заметил, место еще есть.
Прибавил ревности тигрицы,
Пиявки кровожадной влил,
(Не знают многие девицы,
Чем их Господь вознаградил).
Назойливость, дурман, упрямство
И мстительность, и алчность, пьянство,
И прозорливость серой мыши,
И беспощадность, яд змеи.
Лимит из-под контроля вышел,
(Чуть органы не замели!).
Перемешал Господь в ладонях,
Фигурку вылепил удачно.
И женщина, почти мадонна,
Вдохнула жизнь, зевнула смачно.
Бог передал ее мужчине,
Не как игрушку передал,
А обозначил суть личины
И размножаться приказал.


Наши гости

Андрей Канев

Поэт, прозаик, литературовед, член двух творческих союзов России- журналистов и писателей, член корреспондент академии наук и искусств с 1999 года (г. Санкт-Петербург), бессменный составитель альманаха «Сыктывкар».

* * *
Спецрейс на Грозный
Осветила ракета блокпост
И дороги чеченской столицы.
Ветер запахи гари принес,
Запорошены снегом бойницы.
Все не кончится эта война…
Трассера… И бомбят к горизонту.
На висках у ребят седина.
…Восемь дыр у «вертушки» по борту.

Алексей Карпов
Сыктывкарский поэт, автор сборника стихов «В краю отцов».

* * *
Ночь в лесу
Среди замшелых елей
Над медными борами,
Где сосны вековые
Свершить готовы взлет,
Где люди не ходили
Артелью с топорами,
Лихой хозяин–ветер
В ночи опять поет.

Уж до утра замолкло
И птичье щебетанье,
И карканье воронье,
Тревожащее лес.
Укрылись на болоте
В осоке – словно в зданьи –
Утиные семейства…
И никаких чудес.

У озера лесного
Взял крик свое начало.
А у дороги вспыхнул
Холодный белый свет.
Но мы-то с вами знаем:
Тот голос – не русалок,
А светит пень стоящий,
Что гнил десятки лет.

И все-то нам известно.
И все-то нам знакомо,
Хоть лекцию готовы
Мы обо всем прочесть.
Пусть воет непогода –
Мы и в лесу, как дома,
И можем все явленья
Природы перечесть.

Мы нынче поумнели
И строим жизнь научно,
Уйдя вперед от прошлых
Таинственных веков.
Однако,
Что-то грустно
И так порою скучно
Без горестных русалок,
Без ведьм и лешаков.
1984г.


Дебют

Федор Феофилактов

Отъезд
Разрезвились в августе
Градинки-снежинки.
За густыми струйками
Скрылся серый холм.

Но смахнула осень
Снега паутинки.
Солнце, словно выспавшись,
Разлилось теплом.

Ветер наигрался
Вдоволь с облаками,
Разбросал их назло
И затих потом.

Мы работу сделали,
Вот и уезжаем.
Сложены палатки.
- «Заводи, Артем!»

Ты куда, бедняга?
- «Далеко - не близко!» -
Среди гор зубастых
Стонет вездеход.

Разгребая камни
Лапою когтистой,
Он по перевалу,
Словно жук, ползет.

Загорелось небо
Пламенным закатом.
Вниз стекала медленно
Талая вода.

Вновь пронесся ветер
Вдаль по пе… Продолжение »